– Идем скорее! – шепнул Бернар.

Они свернули на соседнюю улицу, потом вбежали во двор, нырнули в первый попавшийся проем и… очутились перед глухой стеной: это был тупик. Бернар рванулся обратно, но тотчас вернулся – Элиана заметила, как побледнело его лицо и сжались губы.

Тупик напоминал таинственный темный колодец, исчерченный множеством причудливо переплетенных колыхавшихся теней: кровли домов нависали над ним, и солнечные лучи почти не проникали внутрь.

Элиана повернулась к Бернару. Неяркий свет озарял его смуглое лицо и холодно сверкавшие глаза. Он уже понял, что выхода нет, и все же старался сохранить спокойствие.

Вдруг он потянул ее за руку, и Элиана увидела незамеченный прежде узкий вход в какой-то подвал.

Они подбежали к нему и быстро спустились вниз по неровным, скользким ступеням.

Внизу было мрачно и сыро, всюду попадались какие-то выступы. Бернар нащупал рукою стену и, слегка приподняв Элиану, усадил на каменный приступок, а потом прижал к себе.

Они ничего не знали – успели их заметить или нет, преследуют ли еще. Если да, то рано или поздно они будут обнаружены. Элиана оказалась права: их счастье было мимолетным, блеснуло как луч, а после снова наступил мрак.

И словно разом подумав об этом, они принялись целоваться, как сумасшедшие, а потом замерли, услышав шаги и голоса.

Гвардейцы остановились возле входа, и Бернар с Элианой слышали, как они разговаривают.

– Нужно обыскать подвал. Эти двое наверняка там. В ответ раздался другой голос:

– Двое? Я видел только мужчину – он еще выглядывал из-за поворота.

– Да, верно, – подтвердил третий, – высокий, черноволосый, явно из «подозрительных».

– Что ж, придется спуститься вниз. Надеюсь, там нет крыс?

Бернар крепко обнял Элиану, словно в безмолвном прощании, и она почувствовала, как сильно он ей нужен. Нет, он не мог уйти, не разорвав ее сердце пополам! И она беззвучно зарыдала, кусая губы, и слезы ее были горячи, хотя кровь стыла от ужаса.

Между тем Бернар отстранился от молодой женщины, всеми движениями приказывая ей оставаться на месте, а потом направился к выходу, и его шаги гулким эхом отдавались где-то в глубине подвала.

Элиана соскочила с выступа и хотела бежать следом, но поскользнулась и упала, а когда попыталась встать, ей вдруг стало плохо: очевидно, сказались пережитые волнения и невероятное напряжение последних дней.

А Бернар вышел на свет и был тут же схвачен гвардейцами. Он отталкивал их, сопротивлялся, пытался бежать, но пуля догнала его и сбила с ног.

Упав на колени, он продолжал улыбаться неизвестно чему, а потом рухнул навзничь, и один из гвардейцев, подойдя ближе, тронул его сапогом и удовлетворенно произнес одно-единственное, страшное слово:

– Мертвый!

Элиана не знала, сколько времени она пробыла в том подвале, пока наконец не очнулась. Гвардейцы спускались вниз, но никого не заметили. Молодая женщина лежала за выступом стены, а искать более тщательно они поленились и ушли.

Придя в себя, Элиана встала и, еле передвигая ноги, выбралась наружу. Там никого не было. Весенний ветер, свежий воздух и… пустота. Ни гвардейцев, ни Бернара. На камнях виднелись кровавые следы, но в те времена кровь была везде: на мостовой, в лужах, в канавах, даже в реке.

Молодая женщина растерялась. Что случилось с Бернаром? Его арестовали или… убили? Куда он исчез? Ее мысли беспокойной стаей кружили на месте, и она поняла, что близка к сумасшествию. А может, ей все приснилось: и тюрьма, и казнь, и венчание, и эта ночь, и Бернар? Где же она тогда и что же вокруг?

Элиана побрела как пьяная, не разбирая дороги, пытаясь воссоздать в памяти цепочку событий. Нет, все произошло наяву. Она и сейчас еще видела перед собою полыхающий огнем взгляд Бернара, в котором было и страдание, и смелость, и печаль, и любовь, и страсть, слышала его голос… И остатки уверенности, вселившейся в душу от его присутствия в ее жизни, еще не покинули Элиану.

А вокруг все: дома, редкие деревья, тротуары – было залито прозрачным светом. Солнечные лучи окунались в холодные лужи на мостовой; по окнам, то и дело вспыхивая огнями, блуждали ослепительные блики, а небо было ярко-голубым.

Все казалось прекрасным: мягкий утренний свет, легкое весеннее тепло.

Молодая женщина подошла к парапету и склонилась над Сеной. Солнце просвечивало сквозь паутину ее волос, заглядывало в глубину темных глаз, золотило кожу. Вода казалась мутной, но по поверхности скользило отражение света. На другой стороне в туманной дымке виднелись дома, башни, купола соборов…

А ведь она могла утонуть в Сене, реке, которую любила с детства, реке с зеркальными водами, в которых издревле отражается изменчивый лик Парижа, реке, которая словно путеводная нить, не дающая заблудиться в огромном городе…

Какие-то люди хотели убить ее, за что? Она никогда не делала ничего дурного, мечтала только жить по-своему, радоваться, любить!

Внезапно Элиана подумала: все бессмысленно, лучше сдаться во власть темных сил. Они победили – к чему теперь жить? Но потом вспомнила об отце: она нужна ему! И о Бернаре: не для того он спас ее, пожертвовав собой, чтобы она тоже умерла.

А на ум приходили предательские мысли: ее арестовали позднее Филиппа и уже успели осудить, и везли на казнь, значит, он… А Бернар? Господи, да она же даже не знает его фамилии! Как же так, почему она не спросила! Они и венчались-то просто как Бернар и Элиана…

Молодая женщина остановилась. Куда идти? Куда?! Куда?!! Что теперь делать? Никого у нее не осталось, никого и ничего…

И вдруг вспомнила: Дезире. Дезире говорила, что работает в швейной мастерской близ Люксембургского сада. Нужно ее найти.

Элиана шла, ничего не соображая, не видя света, и одному Богу ведомо, что вело ее вперед.

Она отыскала швейную мастерскую и спросила Дезире. Почему-то ей не верилось, что сейчас она увидит девушку. Она уже не верила ни во что.

Мастерская представляла собой нечто длинное, приземистое, закопченное и мрачное; она располагалась на первом этаже старого каменного дома и имела отталкивающе унылый вид, возможно, из-за грязных окон и небеленых стен. Двор был голый, без единого деревца, без скамеек, совершенно пустой, огороженный серыми стенами. Вначале Элиана подумала, что это казарма, и только бесконечное, протяжное гудение машин дало ей понять, что она действительно попала туда, куда надо.

Дезире вышла из дверей мастерской и остолбенела, увидев свою госпожу: та стояла, едва держась на ногах, прислонившись к косяку и вцепившись в него побелевшими пальцами. Ее глаза погасли и уголки губ опустились, как на трагических масках.

Дезире схватила Элиану за руку, потом обняла.

– Барышня! Да откуда вы? Я заходила к вам несколько дней назад и узнала, что вы, – она быстро оглянулась и понизила голос, – что вы в тюрьме!